Конфликт и этичное поведение
Жить в разнообразии довольно трудно. Наши самые глубинные верования, ценности и жизненные принципы не просто контрастируют, они конфликтуют. Нас не должно это пугать. Конфликт – это неизбежная составляющая свободы и источник творческих способностей. При отсутствии различий, у нас не было бы выбора, а, следовательно, и свободы. Нам необходимо не избавляться от конфликтов, а переводить их в этичную форму.
Это и есть ключевое содержание четвертого принципа, и является предметом обсуждения на нашем сайте в черновом варианте, как и все остальные принципы. Мы должны иметь возможность свободно и открыто обсуждать все виды различий между людьми, при этом не допуская перехода дискуссии в выяснение отношений. Отсюда вытекает необходимость ведения дискуссии в этичной форме. Как и переводчикам Википедии, где «civility» является основным термином, нашим студентам пришлось поломать голову над переводом значения этого слова. В английском я предпочитаю следующие части из определения, данного в Оксфорском словаре: «поведение и речь, приемлимые в цивилизованном обществе» и «минимальный уровень вежливости, допустимый в данной социальной ситуации».
«Разжигание межнациональной и религиозной розни» и «неизменные характеристики»
Большое количество литературы о свободе слова посвящено обсужению того, что мы имеем или не имеем права говорить о том, чем другие люди отличаются от нас. Общепринятый термин в английском языке – это «разжигание межнациональной и религиозной розни», или «hate speech». Этот термин можно раскрыть, как совокупность слов или выражений, которыми пользуются длявербальной атаки или для того, чтобы пренебрежительно приписать человеку или группе людей, качества им не свойственные. Статья 20-ая Международной конвенции о гражданских и политических правах призывает к тому, что «любая пропаганда межнациональной, расовой или религиозной ненависти, которая побуждает к дискриминации, вражде или агрессии» должна быть запрещена законом. Целые тома посвящены попыткам выяснить, что же эта фраза означает на самом деле и как можно сбалансировать или согласовать требования 19-ой и 20-ой статей конвенции. Разные страны имеют различные мнения о том, что допустимо в этом случае и, интересным образом, четкой границы между авторитарными режимами и либерально-демократическими государствами не существует.
Большие различия наблюдаются даже между старейшими демократическими режимами на Западе. Большинство англоязычных стран (Австралия, Канада и др.) вводят больше ограничений на то, что можно и что нельзя говорить, чем Соединенные Штаты. Основа этого принципа очень близко соотносится с проблемами, которые принадлежат к следующим трем категориям: права на обсуждение истории, науки и других областей знания (см. П5), разжигания вражды (см. П6) и – особенно взрывоопасной темы на сегодняшний день – религии. Однако, напрямую этот принцип относится к высказываниям или изображениям, напрямую атакующим или обобщающим (в негативном смысле) других людей на основе того, что они из себя представляют, а не того, что они делают или думают; просто потому что их кожа темнее цветом, или они – женщины, или выросли в конкретной социальной среде.
Для описания этого явления в Соединенных Штатах используется термин «неизменные характеристики», хотя если посмотреть внимательнее, некоторые из этих характеристик более неизменны, чем другие. Границу обычно проводят между религиозными убеждениями, которые можно поменять, и расовой принадлежностью, которую поменять нельзя. Но насколько четкое здесь различие? На самом деле, поменять цвет кожи нельзя, но, как заметил Поль Гилрой и другие исследователи, понятие расы задается обществом. Десятилетиями один и тот же человек, которого всегда называли «черным» в Соединенных Штатах, мог бы считаться «белым» в Бразилии. То есть, действительно ли понятие «расовой принадлежности» относится к категории «неизменных характеристик», а понятие «религиозные убеждения» к изменяемым? Какие характеристики для вас являются неизменными?
Устанавливает ли общество законы и порядки?
Четвертый принцип, как и остальные принципы, предполагает, что закон должен запрещать как можно меньше, а наш свободный выбор – как соседей, граждан и пользователей социальных сетей – как можно больше. Попытки насильно ввести этичное поведение законом имеет много недостатков. Очень сложно определить, что на самом деле можно и что нельзя запретить, исходя из природы такого сложного явления, как личность человека в запутанном современном мире. В разных странах законы полны не совсем понятных, с юридической точки зрения, терминов, таких как «возбудить сильные эмоции» (Великобритания), «угрожающие слова» (Дания) или «провокация» (Испания). Защитники таких законов часто говорят, что они используются только в самых крайних случаях. Просмотрев досье, находящиеся в открытом доступе, можно предположить, что такие законы были использованы не только в двух-трех наиболее экстремальных случаях, а также и в неcкольких гораздо менее острых ситуациях (посмотрите примеры, которые мы приводим на этой странице). В лучшем случае, использование этих законов было выборочно, в худшем – практически случайно. Когда люди не знают, где проходит граница между наказуемым и ненаказуемым, эта юридическая неуверенность производит жуткое впечатление.
Если начать приглядываться, то становятся заметны постоянно встречающиеся случаи «двойных стандартов». Если есть закон о расовой принадлежности, то почему нет закона о религиозных убеждениях? Если есть закон о религиозных убеждениях, то почему нет закона о сексуальной ориентации? Если упоминаются евреи и христиане, то почему не говорится ничего о мусульманах? Если упоминаются мусульмане, то почему не лесбиянки? Если упоминаются лесбиянки, то почему речь не идет о людях пожилого возраста? И если государство пытается удовлетворить все эти замечания, получается эффект шестеренки – все больше и больше разных социальных групп втягивается в этот процесс. Этот эффект является результатом попыток либеральных сил установить равенство перед законом, а также появляется в результате активного лоббирования правительств отдельными группами общества. Если следовать этой логике, то чем больше разных социальных групп в обществе, тем больше запретов и органичений.
В конечном счете, мы получаем исчерпывающее решение, выраженное в разделе 153А Уголовного кодекса Индии, который угрожает сроком тюремного заключения до трех лет всякому, кто «словом, письменным или устным, знаками, изображением или в любой другой форме, распространяет или пытается распространить дисгармоничные, недоброжелательные, враждебные чувства или ненависть между людьми разных групп, каст и сообществ, различающихся по религиозным, расовым, языковым или региональным признакам на основе религиозных, расовых, языковых или региональных особенностей или на любом другом основании» (выделено автором). На бумаге это выглядит как рецепт современного мультикультурализма, доведенный до логического конца. На самом деле, эта формулировка была использована еще в дни Британской Империи и в Уголовном кодексе, написанном историком Томасом Бабингтоном Макалэем. Логика, которая тут использована, – это логика колониального притеснения: держать под контролем непокорных аборигенов путем угрозы посадить под замок всякого, кто посмеет сказать что-нибудь обидное кому-то другому, неважно кому.
Но не позволяя людям публично выражать свои мысли и эмоции, мы не можем помешать им думать и чувствовать. Таким образом мы всего лишь загоняем эти мысли и чувства в подполье, где они вызревают и в конце концов проявляются в более опасной форме.
Принимать ли оскорбление?
Законы, описанные выше, имеют негативное влияние на психику человека, побуждая его принимать оскорбление. Хотим ли мы быть людьми, которые все время на что-то оскорбляются? («Это признак слабой, а не сильной позиции, – отмечает южноафриканский писатель Дж. М. Коэтзи, – когда тот, кто ее занимает, принимает вызов за оскорбление»). Хотим ли мы научить наших детей смотреть на себя с позиции жертвы? Даже если вы думаете, что закон может быть использован в символической, экпрессивной форме, в форме выговора, тот ли это выговор, который вы хотите сделать? Или мы хотим, чтобы наши дети выросли с пониманием того, что человек униженный необоснованным оскорблением, будь оно направлено на расовую принадлежность, сексуальную ориентацию, национальные признаки или возраст, это тот, кто оскорбляет, а не тот, кого оскорбляют?
Старая английская пословица гласит: «Словом не повредишь, это не камень и не палка, кости не сломает». Как утверждение, это, очевидно, неверно. Слова могут нанести большой вред. Но если принять эти слова не за утверждение, а за совет, то можно увидеть второй смысл: я хочу быть человеком, которому невозможно повредить поношениями или оскорблениями. В мире, в котором мы каждый день близко сталкиваемся с разнообразными проявлениями человеческой природы, мы должны научиться переносить это спокойно.
И тем не менее, совершенно очевидно, что гораздо проще это делать если вы – богатый и влиятельный мужчина, принадлежащий к правящему классу, а не женщина, живущая за чертой бедности, и принадлежащая к презираемому меньшинству. Мы не может просто сказать, что нам всем нужно завести себе шкуру потолще, мы должны принимать во внимание весь спектр различий между сильными и слабыми нашего мира.
Об этичности речи
Для того, чтобы самовыражение оставалось свободным, мы должны иметь право на оскорбление, но это не означает что мы обязаны оскорблять других. Мы должны найти способы прямо выражать свои мысли без проявления неуважительного отношения к человеческому достоинству людей, к которым мы обращаемся или о которых мы говорим.
Существует много способов дискутировать этично, и эти способы могут сильно отличаться друг от друга в зависимости от контекста (и это еще одна причина, по которой стандартный закон о «разжигании розни» плохо подходит для управления дискуссией, самой сложной формой человеческих взаимоотношений). Большая часть юмора, например, основана именно на пренебрежении обычными этическими ограничениями. Добрая половина шуток, на самом деле, представляет собой возмутительную клевету об этических или гендерных различиях. К примеру,Омид Джалиль говорит: «Я – единственный иранский комедиант в мире, а это в три раза больше, чем в Германии». И иногда разница между еврейской и антисемитской шутками заключается только в том, кто ее рассказывает.
Мы ежедневно подстраиваем свои этические настройки к ситуациям, в которые мы попадаем. Есть вещи, которые мы с легкостью может сказать другу в баре, и которые мы никогда не повторим дома за обеденным столом. Комитеты, школы, клубы, фабрики, университеты, конторы – все эти учреждения имеют свои формальные и неформальные уставы. Эти уставы, как правило, вводят больше ограничений или, по крайней мере, настаивают на большем соблюдении формальностей, чем принято в обычном общении между людьми. Большинство публикаций и Интернет-страниц имеют свои редакторские и общественные стандарты, которых они строго придерживаются.
Свобода слова как искусство навигации
Философ Мишель Фуко писал о том, что эпикуреец Зенон из Сидона утверждал, что свободной речи надо обучать как ремеслу, как искусству врачевания или мореплавания. Я не знаю, что из этого было сказано Зеноном, а что Фуко, но мне эта идея представляется принципиально важной в настоящее время. Мы должны учиться навигации в этом перенаселенном мире c помощью речи, точно так же как древние греки учились мореплаванию в Эгейском море. Но мы не сможем ничему научиться, если государство не позволит нам вывести корабль в открытое море.
Хорошим примером тому, как общество вырабатывает свои собственные правила этического поведения может быть Википедия. Мы постарались принять такие же правила на нашей странице. Если большинство из нас сможет договориться c помощью честной и этичной дискуссии, где должны быть добровольно установленные границы свободных дебатов в определенном сообществе или в определенном контексте, это будет достижение не только свободы речи, но и самой цивилизации.
Что вы думаете об этом? Предмет сложный и неоднозначный. Некоторые из наших консультантов не соглашаются с моими аргументами. Джереми Валдрон, к примеру, считает, что в этой статье можно было бы уделить больше внимания европейскому и канадскому законодательствам. Прочитайте записи, выражающие диаметрально противоположные точки зрения, по этой тематике и, пожалуйста, добавьте свою собственную.
reply report Report comment
All taboos are different and thus be treated differently.
One the one hand, taboos exist in a way that hinders efficient decision making. For example, criticizing anyone who is homosexual, of a certain ethnicity, of a certain religion etc. for things completely unrelated to the aforementioned traits, can cause a disproportionate amount of controversy, so as to render any discussion impossible. An example that comes to mind is regarding the Israeili community in the US. There was a book called «The Israel Lobby» written by Professor Walt and Professor Mearsheimer. While the book was merely attempting to point out that US policy may be influenced too much by AIPAC, it was criticized by certain members of the pro-Israel community as anti-semitic. Anything critical of the Israel community being dubbed as anti-semitism discourages healthy debate. Same goes with racism and homophobia.
On the other hand, I believe some taboos should remain in place. I used to be the most carefree liberal person I knew in the past, a staunch practitioner of subjectivism. One day I met someone who pronounced publicly his support for zoophilia, and said «anyone wishing to debate me on this issue is welcome, for I will crush your arguments». Even with my laisser-faire attitude at the time, I sensed a great discomfort. I heard about zoophilia for the first time because of him. (I wish I can un-learn this.) Truth is, debating about zoophilia on a wider scale, will only serve to educate existing perverts in society to pave the way for actual practice. A debate won’t change them. Logic works both ways, so there many never be an end to the debate at all. And those who are against it, will be against it anyways, without discussion. Same goes with paedophilia and incest.
개인적으로는 특정 사회적 금기가 존속했으면 좋겠으나, 민주주의 원칙과 양립하지 않는다는 문제가 있죠. 민주주의가 무엇을 위한 것인지 재고를 필요가 있다고 봅니다.
reply report Report comment
You state: «Freedom of expression helps us get closer to the truth.» It seems to me that you are here applying an observer-independent view of reality. Please correct me if I’m wrong. — I ask: Who’s truth? Where do you have that truth? From an observer-dependent view of reality, which I apply, your principle doesn’t make much sense. Here truth or ‘reality = community’ (in Heinz von Foerster’s very simple words).
reply report Report comment
Je suis également gênée par l’usage du mot ‘vérité’. Quelle est la fonction de l’article défini, s’agit-il vraiment de ‘la vérité’? Peut-il y avoir plusieurs vérités? Serait-il question d’une vérité subjective plus que de ‘la vérité’? Est-il préférable de laisser ce terme défini par son seul article ou l’idée qui se cache derrière bénéficierait-elle d’un adjectif (ou deux) pour la rendre plus claire? Et en fin de compte, qu’est-ce que ça veut dire ‘la vérité’?
I also feel uneasy with the use of the word ‘truth’. Why is there a definite article here, are we really talking about the truth? Could we conceive many truths? Can this truth be a subjective one more than ‘the truth’? Would it be better to leave this term with its article as sole definition or could the idea behind it benefit from an adjective (or two)? Actually, does ‘the truth’ mean anything?
Ich betrachte auch das Wort ‘Wahrheit’ mit Unbehagen. Warum gibt es ein bestimmter Artikel hier, sprechen wir ja von ‘der Wahrheit’? Können nicht auch Wahrheiten bestehen? Kann diese Wahrheit subjektiv mehr als ‘die Wahrheit’ sein? Ist es besser das Wort allein mit seinem Artikel zu belassen oder wurde die Ansicht, die hinter ihm steht, mit einem Adjektiven (oder zwei) mehr verstehbar? Im Grunde genommen, bedeutet ‘die Wahrheit’ etwas wirklich?
report Report comment
The typical modern approach that «All truths are subjective» may only be valid on a narrow sense, in a sense that we are trapped in our own perceptions. But to take this argument to its extreme, one could say, «I brutally murder children and that is how I achieve truth in life». One can say then, that «human rights» is the absolute norm. But that would require the presence of an absolute truth, which would be self-contradictory.
reply report Report comment
«Even false challenges can contain a sliver of truth. The mind’s muscles, like the body’s, must be stretched to stay strong.»
So why all the use of the intolerant word ‘denier’ esp over climate change? True freedom of speech involves standing up for the right of those who you disagree (or even hate most )with most to say (and be heard) what they think.
reply report Report comment
There are some things that shouldn’t be discussed ever, like pedophila or terrorist-promoting materials.
reply report Report comment
Can you elaborate? How can we tackle paedophilia if we never discuss it? I also don’t think it’s a clear-cut case with materials promoting terrorism. Who decides what constitutes a terrorist act? There is no legally binding definition in international law. Plus what if I set up a «terrorist» website but no-one reads it? I’d be interested to hear what you think.
reply report Report comment
Auch mir erscheint dieses Prinzip als zu schön, um die Probleme zu lösen. Natürlich läßt sich niemand durch ein Verbot, durch ein Tabu davon überzeugen, dass ein massenmord, eine systematische Vernichtung von Menschen stattgefunden hat. Die Leugnung der Ermordung von Milllionen unschuldiger Menschen in Deutschland und durch Deutsche isgt aber nicht Ausdruck einer bestimmten Meinung sondern es dient der Provokation und Verächtlichmachung der Ermordeten und der Überlebenden dieses Massakers.
Und ein zweites Problem: die Freiheit der Verbreitung von Wissen muss möglicherweise Grenzen haben beim Urheberrecht.
reply report Report comment
The problem is not only «allowing» the discussion and dissemination of knowledge, but also making sure that it happens.
One the biggest issues related is determening the definitions of such words as «genocide» and its use. These words carry very large negative conotations, and it is no secret that wording used in describing an event can easily sway the public’s opinon. Keeping this in mind, I think it was a mistake to mention only authoritation, totalitatian and non-western countries (as Turkey). True, the United States government may not persecute it’s journalists for claiming that what happened in East Timore from 1974-1999 was a systematic «genocide» of its citizens by Indonesian army, but that is because barely any do so, reason being that Indonesia is a close ally of the USA. Similar events happened when the Kurds were persecuted and killed by Iraqis and Turks. The amount of times the word «genocide» was used to describe the actions of Iraqi army was by a very significant margin larger than the amount to describe the Turkish military army actions, despite the fact that their (Turks) actions were by far way worse (in terms of number of casualties, displaced people etc.). And once again it was the relations of the US with these countries that determined the treatement of the events in the media.
Therefore, I think that this priciple, despite me agrreing with it, is too idealistic for the world we live in.