02Насилие

Где провести черту?

Статья 20 Интернациональной конвенции по гражданским и политическим правам гласит, что государства должны запретить: «любую пропаганду ненависти на националистической, расовой или религиозной основе, которая подстрекает к дискриминации, враждебности или насилию». Эта формулировка оставляет довольно большое поле для интерпретации. Соединенные Штаты устанавливают высокий порог для провокации насилия. В документе, известном нам как «Тест Браденбурга» (названного так после судебного процесса по делу Браденбурга в штате Огайо), говорится о том, что чтобы быть наказуемым, насилие должно быть умышленным, вероятным и близким к свершению. Остальные страны с развитой либерально-демократической системой управления устанавливают порог пониже, считая, что и угрозы насилия, и выражения более общего характера, которые побуждают к ненависти или враждебности между людьми, должны быть уголовно наказуемы.

В таких случаях, как и во всех случаях, связанных со свободой самовыражения, очень многое зависит от контекста и тона дискуссии. Английский либеральный мыслитель Джон Стюарт Мильутверждает, что мы должны иметь возможность свободно напечатать статью в газете о том, что недостаток зерна у бедняков – это вина дельцов, но не иметь возможности безнаказанно сказать то же самое разъяренной толпе, собравшейся перед домом торговца зерном (сегодня привели бы в пример инвестиционные банки). Когда читатели английской газеты «Гардиан» видят в заголовке на первой странице фразу «Казните Симона Ковелла и раздайте всем круассаны», они не воспринимают это всерьез, как призыв убивать. Читатели «Гардиана» понимают, что это шутка. Когда диктатор Муаммар Каддафи пригрозил пройти через все улицы Бенгази, не щадя никого, все прекрасно поняли, что это не шутка.

В качестве экстримального примера, можно назвать свободное радио и телевидение Миль Колине в Руанде, которому удалось подтолкнуть бандитские группировки хутов к организованному убийству 800 000 тутси (и хутов умеренных убеждений) путем повторяющихся призывов к «последней войне» для «истребления тараканов». Даже если вы думаете, что в духе первой статьи американской конституции мы теоретически должны иметь возможность свободно называть группу людей «тараканами» (см. П4), тем не менее вы придете к выводу после описанных событий, что такие высказывания по радио и телевидению должны были быть прекращены. Насилие, вызванное этими передачами, было умышленным, вероятным и близким к свершению.

Контекст не менее важен: имеем ли мы открытые и разнообразные источники массовой информации о которых мы говорили в третьем принципе? Разжигающим чувство ненависти словам могут быть противопоставлены другие слова, лучше подобранные и предоставленные в большем количестве в других влиятельных источниках массовой информации. Пытаясь объяснить режим жесткой диктатуры, установленный в Сербии Слободаном Милошевичем, один из наблюдателей прокомментировал это следующим образом: «Представьте себе, что все ведущие телеканалы в Соединенных Штатах в течение последних пяти лет находились под влиянием Ку-Клукс-Клана». Сьюзан Бенеш сейчас работает над тестом, состоящим из пяти частей, который позволил бы определять в какой момент слова «разжигающие межнациональную и религиозную рознь» превращаются в то, что она называет «опасной речью», имея в виду слова, которые скорее всего приведут к насилию.

Таким образом, мы здесь говорим в основном о насилии, совершаемом отдельными личностями или группами, а не государствами. Хотя 20-ая статья конвенции решительно заявляет, что «любая пропаганда войн должна быть запрещена законом», в мире очень мало стран, которые действительно приняли законы, запрещающие их лидерам поднимать вопрос о развязывании войн (хотя в некоторых странах существуют установленные правила о том, как это следует делать).

Против вето наемного убийцы

Этот принцип, как и остальные принципы, не должен точно определять, что закон может или не может запрещать и служит, скажем так, правилом правой руки, которое мы используем для выбора линии поведения. Принцип состоит из двух частей: 1. Мы не угрожаем насилием. 2. Мы не допускаем агрессивного запугивания, не принимаем его и не подчиняемся ему. Эти два высказывания представляют собой две стороны одной медали. Если мы подчиняемся одной угрозе, мы тем самым подготавливаем почву для следующей. Например, группа Б, которая страстно верит, что Y не должно быть сказано или изображено, скажет себе – «ага, группе A удалось прекратить X угрозой насилия, мы должны поступить так же».

В литературе о свободе речи часто встречается теперь уже уcтаревшее понятие «вето крикуна». Если во время собрания люди в аудитории имеют возможность кричать из зала достаточно громко и долго, они лишают оратора права говорить. В наши дни чаще встречается «вето наемного убийцы». Отдельные люди или группы говорят просто: «Если вы скажете это, мы вас убьем». Иногда они так и поступают. Сотни женщин и мужчин во всем мире были убиты просто за то, что они сказали то, что запрещено было говорить – например, о мафии, или критикуя и высмеивая религии и режимы; среди них – диссиденты, карикатуристы, публицисты, новелисты и журналисты. Многие живут под страхом смерти, страхом одного из вариантов «вето наемного убийцы».

Запугивание и усмирение

Обе части этого принципа имеют одинаковую значимость. Мы обязаны противостоять угрозам насилия так же, как мы обязаны воздерживаться от подобного поведения. В этом смысле многие так называемые свободные страны в последнее время не могут выполнить своего долга. Снова и снова эти страны поддаются явным или скрытым угрозам насилия: иногда во имя «уважения» к религиозным верованиям (см. П7), «сплоченности общества», «общественного порядка», «идеи мультинациональности» – вместо того, чтобы бороться с этими угрозами всей мощью закона и целеустремленностью объединенных общественных сил.

Классический пример неуместной попытки умиротворить агрессора был предоставлен нам совсем недавно издательством Йельского университета (США). Это издательство собиралось опубликовать очень серьезную книгу профессора Джитте Клаусена на тему датских карикатур на пророка Магомета под названием «Карикатуры, которые потрясли мир». Были подготовлены иллюстрации, воспроизводящие всю страницу датской газеты «Иландс-Постен», в которой эти карикатуры были напечатаны, чтобы читатели могли увидеть их в том контексте, который был изначально задуман редакторами, а также ранние изображения Магомета в западной и восточной живописи, для создания исторической перспективы. Незадолго до публикации Йельский университет и принадлежащее ему издательство решили не публиковать иллюстрации. И теперь читатель не может посмотреть в книге, озаглавленной «Карикатуры, которые потрясли мир», собственно карикатуры, которые потрясли мир.

В свое оправдание издательство процитировало «мнения экспертов в области шпионажа, национальной безопасности, законодательства и дипломатии, а также ведущих ученых, занимающихся странами Ислама и Ближнего Востока», которые со всей очевидностью считают, что перепубликация этих карикатур является «серьезным риском, способным вызвать волну насилия». Директор издательства Джон Донатич заявил, что никогда не чурался тем, способных вызвать полемику, «но, когда пришлось выбирать между полемикой и отвественностью за кровопролитие, другой альтернативы не было».

Этот аргумент не просто неясен, он вывернут наизнанку. В этом случае ответственным за насилие стало бы не издательство Йельского университета, а те люди, которые могли бы ответить угрозой насилия на вполне приемлимую публикацию. Кровопролитие в результате было бы не виной Донатича, а тех, кто совершил это насилие. Жертва не является агрессором. Если издательство крупного университета не готово опубликовать подобный материал (см. П5) в научном труде, то запугивание насилием восторжествовало. И тому существует, увы, множество подобных примеров в средствах массовой информации, в искусстве и в сообществах некоторых из наиболее свободных стран мира – не говоря уже о менее свободных странах и тех, которые не свободны вовсе.

Английское судебное дело 1882 года проливает свет на эту запутанную ситуацию. Группа Армии Спасения была арестована полицией за попытку провести демонстрацию, которая несколько раз до того была насильственным образом остановлена противостоящей группой, удачно названной Армией Скелетов. Решение английского суда заключалось в том, что полиция должна была посадить под арест Армию Скелетов, которая выступала в данном случае в роли агрессора, а не Армию Спасения, которая являлась жертвой насилия. Это решение может быть введено в общее употребление на каждом континенте в наше время: не останавливайте свои Армии Спасения, остановите свои Армии Скелетов!

Отвага и солидарность

Для того, чтобы противостоять агрессивному запугиванию необходима строгость закона. Полиция должна защищать тех, кому угрожают, а не предлагать им замолчать и вести себя тихо. Необходима также и отвага тех исключительных людей, которые рискуют и иногда расстаются с жизнью в борьбе за свободу самовыражения: такие люди, как журналистка Анна Политковская; губернатор ПунджабаСалмаан Тасиер; турецкий журналист армянского происхождения Хрант Динк; бразильский активистЧико Мендес. Мы не может перечислить их всех, но, пожалуйста, перечислите имена в комментариях к этой статье, с кратким объяснением, почему вы считаете нужным добавить имя этого человека в этот почетный список.

И все-таки эти отважные люди сами по себе не могут справиться с проблемой, стоящей перед ними, также как не может справиться и государство. Третий жизненно важный элемент – это солидарность социальных структур и сообществ. Чем больше людей берут на себя бремя запугивания, тем меньше эффект этого запугивания. Когда один человек, Халид ал-Джохани, был единственным, кто высказалсвою точку зрения о положении в Саудовской Аравии, его немедленно посадили на решетку. Когда полмиллиона вышли вместе на Тарирскую плошадь в Каире, пострадал Хосни Мумбарак, агрессор.

Подобная солидарность не нуждается в согласовании мнений тех, кто выходит на площади. Диссиденты часто имеют твердые и несовместимые друг с другом убеждения, поэтому по логике вещей нельзя согласиться сразу во всеми из них. Нельзя, к примеру, согласиться непротивореча с обеими версиями будущего России, предложенного двумя великими антисоветчиками, Александром Солженицином и Андреем Сахаровым, поскольку они не соглашались друг с другом по фундаментальным вопросам; но при этом можно испытывать чувство солидарности с обоими мыслителями в равной степени. Есть знаменитая фраза, приписываемая Вольтеру: «Я не могу согласиться с тем, что Вы говорите, но я ценой своей жизни буду защищать Ваше право это сказать». На самом деле Вольтер никогда этого не говорил – эта фраза принадлежит его биографу из начала 20 века – но дух этого апокрифического высказывания совершенно верен. И этот дух сейчас нужен нам, как никогда.

Хотя интерпретация может быть различной от случая к случаю, от контекста к контексту, этот принцип один из самых простых c теоретической точки зрения. И один из самых сложных, если попытаться применить его на практике. Если вы следуете этому принципу, вас могут убить.