Клаус Леггеви и Хорст Майер объясняют, почему законы об исторической памяти – это неверный способ реконструировать и обсуждать непростое прошлое европейцев.
Известно, что Европейский Союз сам по себе является гигантской гармонизирущей машиной. Возьмем, к примеру, рамочное решение ноября 2008 г. о борьбе посредством уголовного законодательства с такими отдельными формами и выражениями расизма и ксенофобии, как например «публичное оправдание, отрицание или острое высмеивание преступлений геноцида». Однако, недавно ЕС устоял перед искушением ввести общую политику в области исторической памяти на базе данного рамочного решения. В докладе Европейскому парламенту и Совету декабря 2010 г. Комиссия перечисляет ряд различных законодательных решений в области исторической памяти, принятых в государствах-членах Союза, не настаивая при этом на общем стандарте.
Однако, в апреле 2009 г. Европейский парламент вновь выступил с заявлением, что «Европа не сможет стать единой, если не сможет выработать общие взгляды на свою историю и не признает нацизм, сталинизм, фашистские и коммунистические режимы общим наследием и не организует честное и подробное обсуждение преступлений, совершенных ими в прошлом веке». Подобное заявление было бы не возможно до вступления в Союз новых государств Восточной Европы. Лишь 12 лет назад, на Международном форуме по холокосту в Стокгольме в 2000 г. европейские политики сосредоточились на геноциде против евреев в Европе, худшем единичном преступлении в человеческой истории, как центральном элементе европейской коллективной исторической памяти и причине бороться с расизмом и дискриминацией сегодня. Во многих европейских государствах 27 января, дата освобождения концентрационного лагеря Освенцим, стала государственным днем поминовения. «Освенцим» стал подобием отрицательного «мифа об основании» пост-фашистской Европы, и многие страны ввели отрицание холокоста в число преступлений, наказуемых законом.
Несмотря на то, что криминализация «лжи об Освенциме» вполне объяснима желанием защитить жертв и почтить память погибших, в нем кроется некоторая проблема. Несмотря на неоднократную поддержку Федерального конституционного суда Германии, преступления, обозначенные в «законе о мятежах» конституции Германии устанавливают значительные ограничения на свободу слова. Бывшие судьи Конституционного суда Германии Хоффман-Рим и Хассемер предпочли бы положить конец криминализации отрицания холокоста. Подобная либерализация немецкого уголовного законодательства давно назрела. Навязывание официального видения истории, то есть осуществление слияния государственной монополии на насилие с монополией на историю – признак тоталитарных государств. Кроме этого, другие благородно настроенные европейские страны (например, Франция в 1990 г.) последовали «немецкому фабричному стандарту» (Тимоти Гартон Аш) и также криминализировали отрицание холокоста.
Не удивительно, что страны Восточной и Центральной Европы, освободившиеся от 40- или, в некоторых случаях, 50-летней советской оккупации в 1990 г. выступили за введение своего собственного законодательства против отрицания преступлений коммунистов, которыми они были озабочены больше, чем защитой западноевропейского негативного «мифа основания» — холокоста. Сандра Кальниете, латвийский политик, заявила в 2004 г., что обе системы были «преступны в равной степени» — мнение, которое разделяется большинством в балтийских государствах, в Польше и даже в Юго-Восточной Европе. Согласно законодательству Чехии, «публичное отрицание, сомнение, оправдание или поддержка геноцида, совершенного нацистами или геноцида, совершенного коммунистами» наказывается лишением свободы от 6 месяцев до 3 лет. Если отрицание холокоста будет криминализировано по всей Европе, неизбежно возникнет потребность ввести такое же положение в отношении преступлений, совершенных Сталиным и его единомышленниками.
В 2007 г. Совет Европы обратился в Комиссию с запросом об исследовании «требуется ли дополнительный инструмент для охвата публичного оправдания, отрицания или осмеяния преступлений, связанных с геноцидом, преступлений против человечности и военных преступлений против группы лиц, определяемой ссылкой на критерии помимо расы, цвета кожи, вероисповедания, происхождения, национальной или этнической принадлежности, такие как социальный статус или политические убеждения». В то время, как западноевропейские историки и директора музеев не поспешили вступить в эти дебаты, североамериканские исследователи, такие как Тимоти Снайдер из Йельского университета («Земли крови: Европа между Сталиным и Гитлером», 2010 – “Bloodlands: Europe between Stalin and Hitler”, 2010) и Норман Наймарк из Стэндфордского университета («Геноциды Сталина», 2010 – “Stalin’s Genocides”, 2010) подчеркивали необходимость введения «других критериев» и «дополнительных инструментов». Они утверждают, что определение геноцида, данное ООН в 1948 г. неполно, поскольку данное определение не включает массовых преследований, мотиированных «социальным статусом и политической принадлежностью» (то, что сегодня иногда называют социоцидом). Данное определение было исключено из-за советского давления в 1948 г. Примером того, к чему это может привести, является официальное заявлениеправительства украинского президента Ющенко, сделанное в 2007 г., согласно которому голод на Украине, вызванный режимом Сталина в 1932-1933 гг., так называемый «голодомор», является геноцидом против украинского народа.
Таким образом, 23 августа становится возможным кандидатом на роль по-настоящему общеевропейского дня памяти. Именно в этот день в 1939 г. Третьим Рейхом и Советским Союзом был заключен «Пакт Гитлера-Сталина» с его секретным протоколом, которым фактически устанавливалось распределение обязанностей между нацистской Германией и советской Россией на оккупированных территориях Восточной Европы. По этой причине 23 августа ставит под сомнение установленный сейчас день поминовения 9 мая (1945) в Восточной Европе, поскольку 9 мая отмечается день, когда этот регион был освобожден от нацистского террора только затем, чтобы подпасть под «красную» оккупацию. Пересмотр такого рода, однако, вызывает возмущение России, где 9 мая по-прежнему отмечается как День Победы. В мае 2009 г. президент России Дмитрий Медведев учредил «Комиссию по предотвращению попыток фальсификации истории в ущерб интересам России». Под этим понимается не что иное, как защита некритического понимания истории «Великой Отечественной Войны», которое все больше подразумевает открытую апологию сталинизма.
Криминализация отрицания холокоста повлекла за собой аналогичные попытки запрета непризнания других видов геноцида, особенно армянского геноцида 1915-1917 гг. Несколькими парламентами было принят закон, криминализирующий отрицание этого геноцида, что повлекло судебные разбирательства в Швейцарии и Франции. Европейский Союз для продолжения процесса вступления Турции неформально настаивает на том, чтобы та официально признала произошедшие события геноцидом и изменила свою официальную позицию, согласно которой события 1915-1917 гг. расцениваются как массовая гибель людей в результате военных действий. Ответ Турции на давление ЕС не внушил оптимизма; статья 301 турецкого Уголовного кодекса, которая устанавливает наказание за акт «оскорбления турецкости» (которая применялась для тех случаев, когда кто-то говорил об армянском геноциде), существенно изменена не была.
Постколониальные историки также сравнивают преступления европейских держав колониального периода с Шоа (холокостом). В обоих случаях они усматривают очевидные сходства в большом количестве жертв и в высокой степени систематического планирования и организации. В мае 2001 г. французский парламент принял закон, предложенный депутатом Кристиной Тобира, уроженкой Гвианы, по которому рабовладельчество классифицируется как преступление против человечности. Его принятие привело к уголовному преследованию Оливье Петре-Гренуйё, который отказался квалифицировать рабовладельчество просто как геноцид в своей (критической) работе по работорговле. И, поскольку любое действие вызывает противодействие, в 2005 г. во Франции возникла парламентская инициатива, сторонники которой стремились подчеркнуть «положительные аспекты» колониализма. Историки отклонили ее, и все, что осталось от попытки создать «стерильную» версию истории – это закон против оскорблений в адрес любого лица, принимавшего участие в борьбе за Францию и ее колонии.
Более чем 1000 французских (и не только) исследователей приняли участие в оживленной акции протеста под лозунгом «Свобода истории» против всех законов об исторической памяти, вне зависимости от того, предписывает или описывает ли тот или иной закон определенное видение истории. Они борются за свободу слова и академического исследования, как и Европейская Комиссия в том отчете, на который мы ссылались выше, в котором говорится, что «официальные политические интерпретации исторических фактов не должны навязываться большинством голосов в парламенте» и то, что «парламент не может принимать законы, распространяющиеся на прошлое». Комиссия поддерживает введение общеевропейского праздника 23 августа, и таким образом признает глубоко антитоталитарное, но сбалансированное прочтение европейской истории, без навязывания какой-либо «гармонизации» и даже юридических средств против неправильных или оскорбительных взглядов на историю.
Опровержение таких взглядов – дело ученых и общественной дискуссии. Комиссия желает, чтобы переосмысление истории в общеевропейском ключе шло под лозунгом «Ваше прошлое – это наше прошлое». Иными словами, она выступает за плюрализм в государственной политике в области исторической памяти, которая должна формироваться каждым гражданским обществом и общностью таких обществ путем взаимодействия друг с другом. Даже крушение польского правительственного самолета на пути в Катынь, в котором погибла значительная часть современной польской элиты, имело неожиданные политические последствия в том, что расправа с более ранней польской военной элитой стала обсуждаться в более честной и открытой манере в России, и в том, что и польское участие в холокосте и изгнании немецкого населения теперь стало частью коллективной исторической памяти этой страны.
Клаус Леггеви – профессор политологии и директор Института углубленных исследований и гуманитарных дисциплин в Эссене; Хорст Майер – специалист в области права и внештатный писатель
