В 1969 г. Верховный суд США принял историческое решение, согласно которому для принятия обвинительного приговора в случаях подстрекательства к насилию, это насилие должно быть намеренным, вероятным и представляющим непосредственную угрозу. Пишет Джеф Ховард.
Пример
Кларенс Бранденбург, 48-летний владелец телемастерской и лидер ячейки ку-клус-клана в штате Огайо летом 1964 г. провел кампанию по распространению информации и пропаганде своей супрематистской идеологии. Перед камерами местных телевизионных каналов Бранденбург провозгласил: “если наш президент, наш Конгресс, наш Верховный суд, продолжат притеснять белую расу, то могут быть приняты некоторые меры к отмщению (sic)”. Произнесенная на марше в честь Дня независимости в Вашингтоне (округ Колумбия) речь включала следующие фразы: “негра нужно вернуть в Африку, еврея — в Израиль”. Сам Бранденбург, по всей видимости, не имел оружия, но прочие представители клана, участвовавшие в кампании, были вооружены.
Бранденбург был осужден за нарушение закона штата Огайо, который запрещал “высказывания, провозглашающие… обязательность, необходимость, уместность преступления, саботажа, насилия, незаконных методов терроризма как способа борьбы за реформы в политической и промышленной сферах”, а также “добровольное участие в собраниях любых обществ и групп лиц, образованных с целью обучения доктринам преступного синдикализма или их защиты ”. В качестве наказания по данному нарушению предписывался штраф в 1000 долларов и тюремное заключение сроком от 1 до 10 лет.
Приняв это историческое решение, Верховный суд США отменил судебное решение о том, что закон штата Огайо противоречил свободе слова Бранденбурга, которая находилась под защитой первой поправки к Конституции США. Вместо это Суд постановил: “Принцип свободы слова и прессы не позволяет государству запрещать высказывания в пользу использования силы или нарушения закона за исключением случаев, когда такие высказывания направлены на подстрекательство к насилию и к совершению непосредственных противозаконных насильственных действий”. Поскольку в данном случае их вероятность была низка, ограничения, наложенные государством на свободу слова Бранденбурга, были признаны неконституционными.
Верховный суд принял тяжелое как с юридической, так и с моральной точки зрения решение, согласно которому высказывания на почве насилия позволительны, если вероятность того, что они непосредственно повлекут за собой вред относительно низка. Тем самым он еще раз подтвердил принцип, установленный Дж.С. Миллом, который писал: “Мнения о том, что перекупщики зерна ответственны за голод среди бедных или что частная собственность является хищением, не должны влечь наказания в случаях, когда они просто высказываются посредством прессы. Однако, они могут влечь за собой наказания в случаях, когда они провозглашаются перед разгоряченной толпой, собравшейся перед домом перекупщика зерна или распространяются среди этой же толпы посредством плаката”. Покуда право частного лица на защиту от физического насилия не подвергается непосредственной угрозе, закон должен оберегать свободу слова в максимально широком смысле.
Однако, при том, что закон должен позволять представителям клана высказывать свои идеи, из этого не следует, что мы обязаны слушать вежливо их оскорбительные заявления и сдерживать реакцию. Выражение противоположного мнения имеет столь же существенное значение. Нельзя забывать о том, что одноименный фигурант дела Бранденбурга являлся белым супрематистом. Подобает ли ему, человеку, который бы с большой охотой устранил все нормы, защищающие свободу слова этнических меньшинств (и далеко не только это), если бы получил власть, жаловаться на то, что его право на пропаганду геноцида было незаконно ущемлено? Как мы говорили совсем недавно, наши законы, защищающие свободу слова должны быть дополнены твердыми этическими установками, защищающими свободу слова, в соответствии с которыми мы должны критиковать и осуждать врагов цивилизации, живущих среди нас.